В ходе грандиозного строительства Волжско-Камского каскада гидроэлектростанций десятки тысяч людей были вынуждены переселиться, потому что земли ушли под воду.
При сооружении Рыбинского водохранилища, например, под толщей воды оказался погребен целый город – Молога, который часто называют «советской Атлантидой». 294 человека при затоплении добровольно остались там. В рапорте высшим инстанциям это объяснили просто – психи, «все они страдали нервным расстройством». По сравнению с этим создание Волгоградского моря обошлось малой кровью.
Сталинградская ГЭС спасла Саратов и Камышин
Строительство Сталинградской ГЭС было палкой о двух концах. С одной стороны – размах, мощь, водная стихия «на посылках» у человека, «богу – богово!», с другой – затопление садов, стирание с лица поймы, целых поселков, сел и деревень.
В Сталинграде процесс переселения людей в период создания махины энергетики (представьте себе здание высотой более 20 этажей, длиной 700 метров; запас прочности сооружения делался с расчетом на поражение атомным боезарядом средней мощности) шел, если так можно сказать, бережно. У нас не затопили ни один город, люди не приковывали себя цепями к родным домам.
– Существовал довоенный вариант проекта «Большая Волга», – рассказывает Максим Опалев, кандидат исторических наук, доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Волжского политехнического института и заведующий филиалом Волжского музейно-выставочного комплекса («Музей памяти солдат войны и правопорядка»). – Сталинградской ГЭС там не было и в помине, зато намечалось строительство крупной ГЭС в Камышине. При ее сооружении ушли бы под воду часть Саратова, целиком город Энгельс, частично или полностью города Камышин, Балаково, Вольск и другие. В послевоенное время в схему Волжского каскада внесли изменения, посчитав, что выгодней строить в Сталинграде, так как сталинградская плотина дешевле и не приведет к затоплению такого количества населенных пунктов.
Первых строителей мыли раз в три недели
Точкой перехода от теории к практике стало 6 августа 1950 года – именно в этот день И. В. Сталин подписал постановление Совета Министров СССР о сооружении севернее Сталинграда гидроузла мощностью не менее 1,7 млн кВт. Через три недели Министерством внутренних дел СССР была образована организация "Сталинградгидрострой". Также появилось предписание организовать для строительства ГЭС исправительно-трудовой лагерь «Ахтубинский» в количестве 4000 заключенных с выделением для них охраны из 400 человек. По сути дела, первыми гидростроителями стали заключенные, они выполняли тяжелые работы, их труд использовался для создания инфраструктуры. По состоянию на 1 января 1951 года на «великой стройке коммунизма» работало чуть больше шести тысяч человек, из них пять тысяч заключенных. Среднемесячная зарплата такой рабсилы на строительстве гидроузла исчислялась 329 рублями, но после всех удержаний заключенный получал на руки 132.
В плане быта показательна анонимная жалоба подневольных Ахтубинского лагеря начальнику ГУЛАГа МВД СССР (6 мая 1951 года): «Гарантийное питание плохое. Ларек существует только по названию – хлеба не бывает, товаров нет, продукты очень редко бывают, по три – пять дней не работает, короче говоря, в этом ларьке нельзя даже зубной порошок купить. В столовой заключенных периодически готовят платные горячие блюда, на протяжении двух месяцев готовят одну и ту же кашу безвкусную, не содержится в ней той нормы закладки, которая предусмотрена калькуляцией. Стирка собственного белья не организована, отсутствует камера хранения личных вещей. Баня плохо работает, людей моют один раз в три недели».
Существенной проблемой Сталинградгидростроя, по словам Елены Глуховой, кандидата исторических наук, была доставка заключенных на рабочие места. Проходила она, мягко говоря, хитро, будто решалась неведомая арифметическая задачка. Например, в 1952 году из ОЛП (отдельный лагерный пункт) № 17 ежедневно выводилось 78 человек, которые пешком должны были пройти 10 км для выполнения работы по выкорчевке деревьев на острове Зеленом, хотя на этом острове были расположены ОЛП № 11 и 12. Бригады же из ОЛП № 11, работавшие на монтажном участке, ходили до места работы пешком 12 км. Из ОЛП № 3 ежедневно выделялось 320 человек на расстояние 3 км на строительство каменного городка и 60 человек на расстояние 9 км для работы по строительству путей к ремонтному заводу, хотя поблизости от этих объектов были расположены другие ОЛП. Такое положение приводило к излишней затрате заключенными времени на переходы и низкой производительности труда.
Начатая одновременно с Куйбышевской, Сталинградская ГЭС должна была выйти на проектную мощность через шесть лет, но на деле вышло 11.
– Ее построили бы, возможно, быстрее, – считает доктор исторических наук Евгений Бурдин, – если бы не смерть Сталина, XX съезд партии и необходимость распустить армию заключенных.
Строительство Сталинградской ГЭС было палкой о двух концах. С одной стороны – размах, мощь, водная стихия «на посылках» у человека, «богу – богово!», с другой – затопление садов, стирание с лица поймы, целых поселков, сел и деревень. В Сталинграде процесс переселения людей в период создания махины энергетики (представьте себе здание высотой более 20 этажей, длиной 700 метров; запас прочности сооружения делался с расчетом на поражение атомным боезарядом средней мощности) шел, если так можно сказать, бережно. У нас не затопили ни один город, люди не приковывали себя цепями к родным домам.
Государству нужно «чистое дно»
Перед затоплением нужно было очистить огромную территорию. В число мероприятий по подготовке ложа водохранилища входили переселение людей, перенос строений, вырубка лесов, инженерная защита городов и поселков и саночистка территории. В том числе перенос кладбищ, которые очищались от крестов, памятников и оград. Один из пунктов «Технических условий затопления водохранилищ» гласил: «Трупы из могил, как общее правило, не переносятся. Родственникам умерших разрешается перенос трупов с соблюдением инструкции Всесоюзной государственной санитарной инспекции».
Предполагалось, что Сталинградское водохранилище затопит сравнительно небольшое количество населенных пунктов: «должно быть переселено в новые места 14 060 дворов в сельской местности и 460 домовладений в городах». По сути дела, из благодатной поймы людей отправляли в целинную степь, где не было ни посевов, ни лесонасаждений.
– В Среднеахтубинском районе были перенесены шесть населенных пунктов (Верхняя Ахтуба в райцентр Средняя Ахтуба, Средне-Погромное напротив проектируемого гидрогорода и др.), в Быковском районе также шесть сел (Кислово, Краснощеково, Быково, Солянка, Калиновая балка, Раздолье) перенесли выше зоны затопления, в Балыклейском районе еще шесть. То есть места для переселения были недалеко от старых, просто выше. В большинстве своем перенесенные селения сохранили названия. В документах того времени, дабы понять о каком одноименном поселении идет речь, делали специальные пометы. Например, Александровка (степ.) – степная и Александровка (пойм.) – пойменная.
По всей стране кроме «кукурузизации» тогда проводилась политика укрупнения, создания так называемых агрогородов. Организовывалась центральная усадьба колхоза, сведенная из нескольких мелких деревень. Колхоз-гигант получал дотации от государства, беспроцентные ссуды на покупку техники, определенные льготы при строительстве. Переселение при строительстве ГЭС прекрасно вписывалось в эту правительственную программу. По сути дела, Николаевск – агрогород, Быково – агрогород, Приморск, образованный из пяти сел, тоже в какой-то степени является таковым.
«Мой адрес – не дом и не улица…»
Переселением людей занимались соответствующие отделы, они подчинялись Главному управлению переселения при совете Министров РСФСР. Государство оказывало «новоселам» материальную помощь, помогало транспортом, но этого было недостаточно. Люди жаловались на недостаток денежных средств при строительстве жилых домов, неправильную оценку стоимости своих землевладений. На новых местах возникали проблемы с водоснабжением.
– В благодатной волжской пойме успели родиться и вырасти десятки поколений, – продолжает рассказ Максим Опалев. – Черноземные почвы, лиственные леса, крепкие хозяйства. Многие исследователи-этнографы начала XX века сравнивают волжских селян с американскими фермерами по масштабу и ощущениям. Эти люди никогда не знали крепостного права, жили с этой землей, разделенной по родам, кланам. Когда земля прадедов уходит в никуда, происходит разрыв корней, психологический и ментальный, умирает понятие родовой и частной собственности. Это было на руку идеологии компартии. С 1917 года партия власти ставила задачу построить новую жизнь на организованных началах: построить прямые улицы, раздать одинаковые участки земли, обеспечить население необходимой образовательной, медицинской и культурно-бытовой инфраструктурой, одинаковой по форме и содержанию по всей огромной стране, как пелось в популярной песне: «Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз». О каком чувстве привязанности к конкретному краю, земле могла идти речь? Партия сказала: «Надо!», комсомол ответил: «Есть!» Неудивительно, что многие переселенцы находились на грани нервного срыва, ощущали раздвоенность, навсегда потеряв малую родину, и с трудом привыкали к новым местам.
Церкви канули в Лету
На это время приходится новый виток борьбы с религией. Никита Сергеевич Хрущев не без иронии заявил, что к 1980 году пригласит в эфир последнего оставшегося священника. Соответственно, по словам Опалева, никто в то время не озаботился тем, что церкви являются памятниками архитектуры.
– В 21 селе Волгоградской области было затоплено 29 церквей. Работая в Государственном архиве Волгоградской области, мы обнаружили уникальный альбом, в котором сохранились снимки сел и церквей перед затоплением, то есть можно увидеть то, что кануло в Волгу, как в Лету, – рассказывает Игорь Будков, предприниматель, увлеченный краеведением. – Например, замечательный памятник архитектуры – Покровская церковь в селе Верхне-Погромном. По сведениям жителей села, церковное здание, переоборудованное до затопления под клуб, при создании Волгоградского водохранилища было разобрано и перенесено в виде стройматериалов на территорию современного села Верхне-Погромного. Уверен, затопление и антирелигиозная компания унесли целый пласт истории и культуры нашего края. Безумно жаль.
Стоила ли игра свеч?
– Я помню, как беседовал об этом с Вадимом Сапожниковым – агрономом, озеленявшим Волжский. Благодаря ему город занимал первые места по Союзу по цветоводству. Сейчас этого человека уже нет с нами. Так вот, он сказал в 2001 году , что когда-нибудь потомки спустят в Каспийское море это болото, которое образовалось в результате строительства ГЭС, потому что новые виды энергии с лихвой покроют энергетику XX века, – рассказывает Максим Опалев. – Будущие поколения не простят потери столь ценных земель и, возможно, лет через 100– 200 исправят эту ошибку. Но как исправить поломанные людские судьбы – вопрос...
Источник: Родной город - Волгоград
